7 октября 1916 года произошла трагедия, которая до сих пор считается одним из самых трагических дней Черноморского флота. В этот день взорвался линкор-дредноут "Императрица Мария", на то время новейший корабль российского флота. ИА SevastopolMedia, ссылаясь на источник army-news.ru, предлагает вспомнить этот день в истории.
— Страшная дата
— Честь офицера
— Версии гибели
— Свидетели
7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя грянул страшный взрыв.
В 6 часов 20 минут матросы, находившиеся в каземате № 4 линкора "Императрица Мария", услышали резкое шипение из погребов носовой башни главного калибра. А потом из люков, расположенных в районе башни, вырвались клубы дыма и пламени... До рокового взрыва оставалось две минуты.
За эти 120 секунд один из матросов успел доложить вахтенному о пожаре, другие раскатали шланги и стали заливать водой подбашенное отделение. Но катастрофу уже ничто не могло предотвратить.
Капитан 2 ранга А. Лукин: "В умывальнике, подставляя головы под краны, фыркала и плескалась команда, когда страшный удар грохнул под носовой башней, свалив с ног половину людей. Огненная струя, окутанная ядовитыми газами желто-зеленого пламени, ворвалась в помещение, мгновенно превратив царившую здесь только что жизнь в груду мертвых, сожженных тел… Страшной силы новый взрыв вырвал стальную мачту. Как катушку, швырнул к небу броневую рубку (25 000 пудов). Взлетела на воздух носовая дежурная кочегарка. Корабль погрузился во тьму.
Минный офицер лейтенант Григоренко бросился к динамо, но смог добраться только до второй башни. В коридоре стеной стоял огонь. Грудами лежали тела.
Рвались погреба 130-миллиметровых снарядов.
С уничтожением дежурной кочегарки корабль остался без паров. Нужно было во что бы то ни стало поднять их, чтобы пустить пожарные помпы. Старший инженер-механик приказал поднять пары в кочегарке № 7. Мичман Игнатьев, собрав людей, бросился в нее.
Взрывы следовали один за другим (более 25 взрывов). Детонировали носовые погреба. Корабль кренился на правый борт все больше и больше, погружаясь в воду. Вокруг кишели пожарные спасательные пароходы, буксиры, моторы, шлюпки, катера…
Последовало распоряжение затопить погреба второй башни и прилегающие к ним погреба 130-мм орудий, чтобы перегородить корабль. Для этого нужно было проникнуть в заваленную трупами батарейную палубу, куда выходили штоки клапанов затопления, где бушевало пламя, клубились удушливые пары и каждую секунду могли сдетонировать заряженные взрывами погреба.
Старший лейтенант Пахомов с людьми вторично ринулся туда. Растаскивали обугленные, обезображенные тела, грудами завалившие штоки. Пахомов со своими героями освободили штоки и наложили ключи, но в этот момент вихрь сквозняка метнул в них столбы пламени, превратив в прах половину людей. Обожженный, но не сознающий страданий, Пахомов довел дело до конца и выскочил на палубу. Увы, его унтер-офицеры не успели. Погреба сдетонировали, ужаснейший взрыв захватил и разметал их.
В некоторых казематах застряли люди, забаррикадированные огнем. Выйди — сгоришь. Останешься — утонешь. Их отчаянные крики походили на вопли безумцев. Некоторые, попав в капканы огня, стремились выброситься в иллюминаторы, но застревали в них. По грудь висели над водой, а ноги в огне.
Двенадцать причин, почему Севастополь лучше СимферополяМежду тем в седьмой кочегарке кипела работа. Зажгли в топках огни и, выполняя полученное приказание, подымали пары. Но крен вдруг сильно увеличился. Поняв грозящую опасность и не желая подвергать ей своих людей, но полагая все же, что нужно поднимать пар, мичман Игнатьев крикнул:
— Ребята! Топай наверх! Ждите меня у антресолей. Понадобитесь — позову. Я сам перекрою клапана.
По скобам трапа люди быстро вскарабкались наверх. Но в этот момент корабль опрокинулся. Только первые успели спастись. Остальные вместе с Игнатьевым остались внутри…
Много позже, когда "Марию" подняли, кости этих героев нашли, разбросанные по кочегарке…".
Всего на линкоре погибло 216 человек, а 232 — было ранено и обожжено.
Жертв могло быть и больше, если бы часть экипажа не была на молебне в корме корабля.
Командующий Черноморским флотом адмирал А. Колчак был потрясен гибелью лучшего корабля своего флота. В родной гавани… Почему? По чьей вине или по чьему умыслу рванули погреба на дредноуте?
После гибели флагмана, чувствуя свою ответсвенность за все, что происходит на ввереном ему флоте, Колчак написал рапорт об отставке, но император не утвердил его.
"Со свойственным Колчаку пониманием своего начальнического долга, — писал начальник морского управления Царской ставки контр-адмирал А.Д. Бубнов, — адмирал считал себя ответственным за все, что происходило на флоте под его командой, и потому приписывал своему недосмотру гибель этого броненосца, хотя на самом деле тут ни малейшей вины его не было. Он замкнулся в себе, перестал есть, ни с кем не говорил, так что окружающие начали бояться за его рассудок. Об этом начальник его штаба немедленно сообщил по прямому проводу нам в Ставку. Узнав об этом, государь приказал мне тотчас же отправляться в Севастополь и передать А.В. Колчаку, что он никакой вины за ним в гибели "Императрицы Марии" не видит, относится к нему с неизменным благоволением и повелевает ему спокойно продолжать его командование флотом".
Чем дальше от нас это мрачное событие, тем яростнее попытки разгадать тайну взрыва на севастопольском рейде.
Ответить на вопрос, что погубило лучший дредноут Черноморского флота, брались историки и писатели, инженеры и моряки, профессиональные следователи и фанаты-любители. О трагедии на "Императрице Марии" написаны книги: роман Сергеева-Ценского "Утренний взрыв", "Арбатская повесть" Елкина, главы воспоминаний А. Лукина "Флот".
Первая версия, которую разбирала следственная комиссия, — неосторожное обращение с порохом или его самовозгорание, была вскоре отклонена, как маловероятная. Взрыв произошел ранним утром, когда никаких работ в зарядовых погребах не проводится. Да и артдозоры несли свою службу исправно. За всю войну на кораблях российского военного флота не было отмечено ни одного "неосторожного обращения с порохом".
Намного больше оснований у версии злоумышленного взрыва. Комиссия отмечала: "…На линкоре "Императрица Мария" имелись существенные отступления от уставных требований в отношении доступа в артпогреба. В частности, многие люки башни не имели замков. Во время стоянки в Севастополе на линкоре работали представители различных заводов. Пофамильная проверка мастеровых не производилась". Вывод: осуществить взрыв по злому умыслу было вполне вероятно.
Не так давно сотрудники Центрального архива ФСБ России А. Черепков и А. Шишкин разыскали часть следственных материалов по делу группы немецких шпионов, действовавшей перед Первой мировой войной в Николаеве. Возглавлял ее инженер В. Верман. Из документов следует, что в 1933 году в Николаеве была разоблачена группа шпионов, которая с 1907 года работала на Германию. Однако, прямых доказательств ее участия в подрыве "Императрицы Марии" исследователи пока не нашли.
В группу входили многие известные в городе лица (даже городской голова Николаева, некто Матвеев), а главное — инженеры верфи Шеффер, Липке, Феоктистов и электротехник Сгибнев. В начале тридцатых годов некоторые члены шпионской группы были арестованы. В ходе следствия они рассказали о причастности к взрыву на линкоре "Императрица Мария". Прямые исполнители диверсии — Феоктистов, Сгибнев и Верман — должны были получить "гонорар" по 80 тысяч рублей золотом, а глава группы, Верман, к тому же еще и Железный крест.
Как бы там ни было, но даже роковой взрыв не смог, как говорят артиллеристы, "привести к молчанию" пушки "Императрицы Марии". Башни погибшего линкора незадолго перед Великой Отечественной войной были извлечены со дна морского водолазами ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения) и установлены под Севастополем. О подвиге 30-й береговой батареи, оснащенной поднятыми двенадцатидюймовками, — рассказ особый.
Во всяком случае, орудиям "императрицы марии" довелось стрелять не только по кайзеровским кораблям, но и по гитлеровским танкам.
Командир злополучного линкора капитан 1 ранга Иван Семенович Кузнецов был отдан под суд. Приговор о его наказании должен был вступить в силу после окончания войны. Но грянула революция, и матросы вынесли свой приговор: бывший командир "Императрицы Марии" без суда и следствия вместе с другими офицерами Черноморского флота был расстрелян 15 декабря 1917 года на Малаховом кургане. Там же и закопан невесть где.
Старший офицер линкора капитан 2 ранга Анатолий Вячеславович Городысский показал на следствии, что защитные крышки с лючных горловин были сняты с его ведома по приказу старшего артиллерийского офицера лейтенанта князя Урусова, для "облегчения ручной подачи зарядов". Разумеется, это во многом облегчало бесконтрольное проникновение в зарядовые погреба. Городысскому повезло больше, чем его командиру. После Гражданской войны он, уже будучи капитаном 1 ранга, эмигрировал в Швейцарию, жил в Давосе, где и скончался в 1933 году.
До недавних времен были живы и те, кто пережил чудовищный взрыв на "Марии". Последний из них, бывший лейтенант российского флота Владимир Владимирович Успенский, скончался 4 октября 1980 года во Франции, в Русском приюте в Монмаранси. Именно он, командир башни главного калибра, был вахтенным начальником на "Марии" в роковой день. От гибели его спасло то, что в момент взрыва он находился в районе кормовой трубы. Жизнь его полна превратностей и крутых поворотов.
После революции служил в Белом флоте. Затем чужбина. В Париже работал шофером такси, портным театральных костюмов… Только в 1969 году бывший лейтенант опубликовал свои заметки о возможных причинах гибели "Императрицы Марии" на страницах Бюллетеня общества офицеров российского императорского флота. Но и они не проливали свет на первопричину взрыва.
Летом 1987 года в Севастополь в музей Черноморского флота пришла объемистая бандероль из Парижа. Когда ее вскрыли, на столе начальника музея заструился блеклый белый шелк старого флага. Огромное полотнище пересекал наискось голубой андреевский крест.
То был кормовой флаг дредноута "Императрица Марии", под которым корабль встретил свой смертный час. Его прислал сын контр-адмирала Павла Остелецкого, которого эмигрантская судьба забросила во Францию.
Мне довелось подержать в руках это историческое полотнище. Сегодня, сложенный раз пять — музейные стены слишком малы для него — флаг "Марии" положен под стекло.
Так устроен человек: все, что было до его рождения, кажется ему древностью. Я тоже считал, что гибель "Марии" глубокая старина, пока однажды севастопольские друзья не познакомили меня с рыбаком-старожилом, носившим фамилию замечательного гоголевского героя — Бульба. Рыбак жил на Северной стороне в маленьком домике с большим садом. Мальчишкой ему довелось быть очевидцем рокового пожара на "Марии", а в зрелых годах он стал свидетелем трагедии линкора "Новороссийск".
Именно Бульба и рассказал, что в старинных — лазаревских — казармах Учебного отряда Черноморского флота находится рында — судовой колокол — с "Императрицы Марии"… Поначалу я просто ему не поверил. Но на другой день заместитель начальника отряда провел меня в комнату боевой славы. Огромный бронзовый колокол висел на специальном кронштейне.
Я и мечтать не мог о том, что однажды смогу прикоснуться к реальному металлу "Императрицы Марии". Однако вот он передо мной! Как странно — давным-давно нет корабля, но голос его можно услышать и ныне.
— Бам-мм… — Многопудовая рында гудит чуть надтреснуто. Край колокола рассекает трещина — след памятного взрыва, чье эхо и по сию пору отзывается болью в каждом русском сердце.
Моряки, погибшие при взрыве на линкоре "Императрица Мария", умершие от ран и ожогов в госпиталях, были похоронены в Севастополе большей частью на старом Михайловском (Вестинском) кладбище. В память о них воздвигли на Корабельной стороне обелиск в виде Георгиевского креста. Сейчас уже никто и не вспомнит, из чего он был сделан — из бронзы, или местного белого инкерманского камня. Во всяком случае, памятник пережил все огневые налеты минувшей войны, он простоял до начала 50-х годов, а потом был снесен, как "не имеющий исторической ценности".
На глазах автора этих строк в начале 80-х годов сносили и братскую могилу "марийцев", расчищая площадку под новостройку. Да и все историческое кладбище снесли, где были похоронены в том числе жертвы морского боя эскадренного броненосца "Евстафий" с "Гебеном", а также моряки с эсминца "Лейтенант Пущин", который первым атаковал немецкий линейный крейсер. Строители оправдывались тем, что "перенесли могилы на Братское кладбище", но ковш экскаватора выбрасывал череп за черепом.
